Ольга Вилкова. Ординская пещера, январь-февраль 2006 г.

Краткая справка об авторе. Вилкова Ольга Юрьевна, ведущий научный сотрудник Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО), кандидат географических наук; водолаз-исследователь (по системе CMAS). Первая школа подводного плавания с аквалангом была пройдена в 1987 году в ДОСААФ. Первая открытая вода - у восточного побережья Камчатки летом 1988 года. С тех пор занимается подводными исследованиями в научных целях почти во всех морях России.

Интродайв в Ординскую в Крещенские морозы

Когда в Москве от мороза рвались троллейбусные провода, а в Перми лопались трубы, и хлынувшая на проезжую часть вода тут же застывала ледяным катком, мы готовились к походу в Орду.  

Ординская пещера – самая протяженная подводная пещера в России, находится в Предуралье, в Пермской области. Длина ее разведанных сифонов, по официальным данным, составляет 3300 м; сухопутная ее часть короче – всего 300 м. 

Съезжались к пещере тремя группами – на внедорожниках из Москвы и Архангельска, нагруженные «железом», и на поезде из Москвы почти налегке. Собралась команда опытных спелеологов и спелеоподводников, посвятивших пещерам не один десяток лет и занимающихся картографированием Ординской. Что ни имя, то легенда: Андрей Шумейко, Сергей Пологлазков, Михаил Некрасов, Александр Кабанихин и, наконец, Евгений Войдаков – пещерный гуру, стоявший чуть ли ни у истоков образования большинства пещер и приведший в пещеры немало новобранцев. Собственно по спонтанному приглашению Жени Войдакова я и оказалась в столь экзотической для меня обстановке.  

Пещера открыта спелеологами сравнительно недавно – в 1992 г., подводная часть начала обследоваться в 1994 г. Единственный научный труд, посвященный геологии пещеры, принадлежит сотруднику Кунгурской лаборатории-стационара Горного института УрО РАН И.А. Лаврову. Впечатления и советы бывалых можно найти в специализированных журналах для спелеологов и подводников и в Интернете. Но все это я узнала позже, а сейчас ехала в неизвестность. 

Картина условий проживания в мороз у пещеры рисовалась расплывчатой. Известно было только, что есть некий домик без удобств, но с печкой (это уже славно, поскольку раньше люди там жили в палатках). Представлялась охотничья избушка в лесу с нарами в два яруса, печка-буржуйка и отсутствие каких-либо привычных благ цивилизации типа электричества и, миль пардон, de toilette (а это, знаете ли на морозе актуально). 

Реальность бытия превзошла ожидания и даже несколько разочаровала, лишив воображаемых трудностей. Один из Пермских подводных клубов соорудил на плато над пещерой целую базу: домик – немецкую бытовку, обитую сайдингом, баню, водолазку и заведение, достойное похвал дизайнеров, но несколько сложное при использовании по назначению. Домик очень чистенький, при интенсивном электроотоплении даже теплый. Спать можно, где угодно, благо кроватей всего две …на восемь человек, причем одна используется, по выражению А. Шумейко, в качестве «дивана для тусовок» (сомнительная перспектива воспользоваться ею). Но ко второй ночи личное место было обретено, и пришла пора задуматься над погружением в залитое водой лоно Земли. До сего времени уверенности, что я нырну в пещеру, у меня совершенно не было, как не было уверенности и в намерениях моего наставника брать на себя подобный риск и ответственность. По моему мнению, поездка и так удалась на 100%: подобной пещерной красоты мне еще никогда видеть не приходилось! Дело в том, что перед Ординской пещерой нам посчастливилось заглянуть в широко известную, оцивилизованную под туристов Кунгурскую ледяную пещеру и повосхищаться ее ледяными образованиями. В Ординской в незатопленной части та же красота, только доступней, и рассматривать это можно круглосуточно, примеряясь с фотокамерой с разных сторон. 

Вход в пещеру расположен в крутом склоне невысокой платообразной возвышенности на высоте 21 м над базисом эрозии – рекой Кунгур. И еще примерно на столько же метров надо подняться, чтобы оказаться на базе. Т.е., чтобы спуститься к пещере нужно преодолеть с тяжелым полным снаряжения рюкзаком крутой заснеженный и до скользкости утрамбованный ногами таких же энтузиастов спуск, вдоль которого заботливо натянута веревка. Потом, побалансировав на узкой бровке между обрывами к реке и к пещере и, перехватившись за другую веревку (далеко не так грациозно, как в цирке), начать 20-метровый спуск к подземному озеру. Притом с учетом количества необходимых железяк, которые водолаз должен на себя навесить, одной ходкой дело не ограничивается. А после погружения со всеми этими доспехами – вверх по тому же склону. 

Пещера! Кажется, что мы первые или одни из первых, кто спустился сюда в этом году. На входе встречают массивные театральные занавеси нетронутой снежно-ледяной бахромы. В глубине пещеры все покрыто изморозью и оцепенением. Воду в озере выдает только ее голубовато-изумрудный цвет. Без яркого освещения озера можно было бы вообще не рассмотреть из-за необычайной прозрачности воды. Над озером горит электрический свет, что делает подземелье похожим на декорацию к будущему действу. Со светом менее романтично, но более удобно. Первопроходцы снаряжались при свете свечей и фонариков. Для остроты ощущений свет можно выключить. Но освещается только непосредственно место основного водолазного действия, в глубине же зала, где пол начинает смыкаться с потолком и темно, вас ждет восхитительное зрелище!  

Фонарик выхватывает из темноты группы ледяных сталагмитов. Кому-то они напоминают фаллические символы. Лично у меня они ассоциируются с какими-то пещерными существами, вполне одушевленными, но замершими, чтобы никто не догадался о том, что они живы. Когда они во множестве выступают из темноты, напоминают злобных «марсиан», предостерегающих от продвижения вглубь пещеры, под ее своды, в следующий зал. Но, освоившись среди них, понимаешь, что у каждого из них своя жизнь и своя драма. Поднимаешь фонарик к потолку – и задыхаешься от невольного «А-ахх!». Боюсь огрубить своим описанием ту тончайшую, идеально созданную структуру спаянных ледяных кристаллов – разросшейся еловыми ветками изморози… 

Жизнь в лагере спелеологов нетороплива. Хорошо выспавшись, к обеду плотно позавтракали, выпили по стопке – ведь почти обед, а нырять еще не скоро. И отправились готовить снаряжение. А в этом деле уж точно спешка ни к чему. Говорят, у спелеологов 48‑часовые сутки. По моим наблюдениям, примерно 36-часовые. Но в первые дни я еще к этому не привыкла. Сегодня мое первое погружение в пещеру. Волнуюсь, жадно внимаю всем наставлениям маэстро. Жду. 

6 часов вечера. Подремав после дневных дел, перекусив кашей, архангельская группа отправляется в пещеру. 

Мороз –25. Ветер. В общем, погода лютая. Выгнанная хозяином из дома собака давно бы уже издохла. 

7 часов вечера (по Москве). Местные жители в это время отходят ко сну – по местному-то времени 9. Мы уже почти отправились к пещере. 

Восьмой час. Все группы ушли нырять. У нас почти «боевая готовность», у меня – накал напряжения. В кармане соблазнительно булькает «чпок». Осушить бы его прямо сейчас, а нырять можно пойти и попозже, все равно уже ночь. Сделаю небольшое техническое отступление. Да простят меня дайв-инструкторы, «чпок» - малюсенькая 2-глотковая бутылочка коньяка, употребляемого строго по индивидуальным показаниям сразу после тяжелого погружения для стабилизации температуры тела и давления. 

19.20. Ура. Женя уже в шапке и спросил «Ну что?». 

20.00. Короткий путь в подземелье в ночи оказался нелегким. Рюкзак со снаряжением и фотоаппаратурой и мешок с гидрой под порывами ветра нарушали равновесие на крутом скользком спуске к пещере. 

Пещера после улицы показалась родной и уютной и по началу даже теплой. В воздухе в свете фонарей кружил и переливался поток изморози, сдуваемой сквозняком. Люди без суеты и шума разбирали и собирали снаряжение разговаривая в полголоса и что-то поливая кипятком из термосов. 

Через 10 минут мороз вернул меня к экстремальной прозе. В пещере –23°С. Околевшее снаряжение соглашалось слушаться только после поливания кипятком. Подумалось: все-таки самый надежный механизм, синтезирующий тепло, – человеческий организм. Спуск в воду тоже не прошел без казусов. Влажная неопреновая перчатка прилипла к поручню металлического трапа и согласилась отлипнуть только после изрядной порции кипятка. Опереться на каменную стену при надевании ласт показалось более надежно. Но и к ней перчатка тут же прилипла. Согреться в ожидании напарника можно только в воде – ее температура +4°С.  В подводной части пещеры множество ходов, известных и неизвестных. Каждый разведанный ход имеет собственное название: Московский, Красноярский, Челябинский… Меня, как новичка, Женя повел по главной галерее мимо «Сухого зала», где мы должны были всплыть и обменяться впечатлениями, до огромной глыбы в начале Московского хода под названием «Зуб Дракона Войдакова».   

Не умеющим идеально регулировать плавучесть в подводной пещере делать нечего, какой бы призрачно богатый опыт открытой воды не приписывал себе пещерный новичок. Какая бы экстремальная открытая вода не была, пещера – совсем другое пространство. Эффект воздействия на тебя этого пространства не совсем понятен. Здесь как будто пол с потолком спорят, кто перетянет к себе твое мелкое, тщетно сопротивляющееся тело. Воздушный пузырь под сводом манит к себе, будто у тебя магнит к пятой опоре приделан, не зависимо от проявляемых тобой чудес эквилибристики при сопротивлении этому притяжению. Надо сказать, в подводных коридорах имеется несколько воздушных пузырей, точное местоположение которых до Зуба Дракона и глубину от пола до потолка я хорошо изучила после первого погружения. График погружения получился зубчатый, благо потолки высокие – 12-15 м. Кстати, о «Зубе». Выхваченный из темноты хода фонариком кончик обломка скалы скорее показался мне хвостом врезавшегося со всей дури в грунт дракона. Только потом, на фотографиях я рассмотрела, какие большие зубы у того дракона – несколько моих ростов. 

Вода в пещере невероятно прозрачная. Она здесь даже прозрачней воздуха суши (если не поднять пузырями или ластами взвесь). Видимость – насколько хватит луча фонаря. В такой кристальной воде изображение будто не преломляется. С таким эффектом мне пришлось столкнуться лишь однажды при нырянии в одно ледниково-провальное озеро в Абхазии. Оно было довольно глубоким, но просматривалось с поверхности до дна со всеми деталями. В принципе воду просто не замечаешь, паря внутри этого гигантского объема, любой точки которого можно достичь с помощью вдоха или легкого взмаха ласт. И не сразу осознаешь объективную реальность, не данную здесь в ощущение, - отсутствие поверхности воды, а стало быть, невозможность экстренного всплытия.  

Мощный луч фонаря освещает широкий коридор, серые слоистые стены с проемами ходов-ответвлений, пол, покрытый обломками пород и белый алебастровый потолок. Пещера гипсово-ангидритовая. Не ждите увидеть здесь сталактиты, сталагмиты и прочие натечные формы. Только строгая величественная готика сооружений сульфитного карста – бесчисленных ходов и глыбовых навалов. Этакий Мальтийский Гипогей. При гидратации ангидрит переходит в гипс; при этом гипс увеличивается в объеме и сминается, приобретая гофрированную текстуру. На поверхности породы может выступить тонкозернистый налет одной из разновидностей гипса-минерала – алебастра. Потому потолок и местами стены здесь выглядят как белая фольга. Встречаются обломки, покрытые белой «сахарной» коркой, – это одна из разновидностей кристаллического гипса, которую легко отличить по занозистому излому, – селенит.  Под белым, то ли кружевным, то ли испещренным «коррозией» потолком пролетела летучая мышь. Наваждение! Когда осознаешь, что мышь в воде дышать не может, поднимаешь глаза кверху еще раз и… опять видишь как будто удаляющуюся мышь, прячущуюся в выщерблине потолка. Так причудливо «летают» выпущенные при дыхании пузыри. Когда кружево потолка обрывается, а свод зала поднимается и уходит в темноту, создается впечатление, что выплываешь под открытое ночное небо, и ощущение реальности происходящего совсем тебя оставляет. Здесь воздушный пузырь. 

Длина галереи всего 60 м. Мы поднялись по обвалу Сухого Зала, чтобы здесь под куполом, заполненным воздухом, обсудить ощущения и согласовать дальнейшие действия. Все идет по плану, и мы продолжаем движение в Московский ход. 

Московский ход – самый протяженный, около 850 м. Это грандиозное сооружение уже не охватишь единым взором – не хватит ни угла зрения, ни света фонаря, чтобы увидеть его от стены до стены и от пола до потолка. И пол здесь покрыт не только обломками, но и пухлым покрывалом ила. В полу зияют щелеобразные отверстия, похожие на бывшие грифоны. Отверстия ведут в «подвал» - область дальнейших бесконечных первопрохождений. Наличие таких отверстий и подвалов позволяет предположить наличие обширной области глубинной циркуляции. Т.е. то, что мы видим, находясь здесь, на первом подводном уровне, - лишь вершина таинственного «айсберга». Дерзайте, последователи! 

Если мысленно продолжить Московский ход, то приходишь к простому предположению, что он имеет продолжение не только в разведанном юго-западном направлении, но и в северо-восточном, и где-то там, через километр из него бьет воклюз с чистейшей фильтрованной пещерной водой. Но, похоже, именно там, в карстовой воронке над предполагаемым продолжением этого хода жители с. Орды устроили грандиозную свалку отходов… 

Во время второго погружения, проходившего с большей уверенностью, на обратном пути неправильное понимание знаков опытного напарника и любопытство завело меня в одно из ответвлений другого хода, под названием «Каньон». Здесь, протискиваясь в узком коридоре под низким потолком, по-настоящему «чувствуешь» пещеру. За это чувственное «искушение» я поплатилась, разгневав гуру. Но, пожалуй, этот момент и зрелище манящей неизвестности нижнего, еще никем не изученного подвального уровня остались одним из наиболее запоминающихся впечатлений. 

Пещера живая. Это значит, что процессы рельефообразования протекают буквально на глазах. То и дело с потолка сыпется «снег» из алебастра, временами откалываются кусочки покрупнее – 1-5 кг. Впечатляют обвалы под сводами гротов, не занесенные илом, и рассказы очевидцев о том, как спустя 2 года после прокладки ходового конца часть веревки была обнаружена под завалом. Не исключено, что на памяти одного поколения произойдут значительные изменения в морфологии пещеры. 

Вдыхаемый после погружения пещерный воздух кажется сладким. Теперь главное – вовремя закрыть вентили и отсоединить все шланги. В общем, за 3-4 минуты разобрать сбрую. Иначе никакого кипятка не хватит. Снятый неопрен тут же приобретает самые причудливые формы окоченения, а точнее, сохраняет те, которые придал ему процесс снимания. Если не успеваешь вовремя избавиться от замерзающего костюма, через минут десять чувствуешь себя Железным Дровосеком и сдаешься в неравной схватке с ледяными доспехами. 

Выходим из пещеры глубокой ночью. В прорехе входа нас встречает созвездие Лебедя – в его сопровождении проходит все наше путешествие. В 3 часа ночи, когда первая дрема опять погрузила меня под своды какой-то сонной пещеры, комнату озарил яркий белый свет, как от фотовспышки – отогрелся, наконец, подводный фонарик. 

Что особенного в пещерном погружении? Почему люди после пещеры чувствуют себя избранными, посвященными в некое Знание? Это не гордость за погружение повышенной сложности. Это ощущение причастности к какой-то великой Тайне Природы. 

После первого погружения ждешь второго, чтобы понять, что же в действительности видел, закрепить впечатления. Но после второго тянет на третье, четвертое… Как точно выразился знаток подобных ощущений, предупреждая: «Смотри, Ольга, подсядешь»! Тогда я в ответ только иронично усмехнулась… И «подсела». И уже не привлекает живой красочный коктейль с экзотическими животными тропиков. Ждешь только новой встречи с величественной строгой холодной готикой гипса! 

Фотографии Ольги Вилковой сделанные в этой экспедиции можно посмотреть в галерее.